Я знал (Моралес написал об этом в письме), что в общем участок был чуть более тридцати гектаров. Я подсчитал, что для его покупки вдовцу пришлось влезть в долги по уши. В памяти у меня возникло его письмо, в котором он упоминал о финансовых затруднениях. До меня дошло: деньги для вдовы Сандоваля. Точно. В тот момент он не смог ей помочь, но, по всей видимости, пятнадцать лет спустя сумел расплатиться. Можно было предполагать, что Моралесу пришлось приложить усилия. Как обычный банковский служащий, он зарабатывал много, и земли эти были совсем не дешевы. Именно серьезные проблемы с деньгами объясняли ветхость дома и плачевное состояние подъездной дороги.
Я припарковал машину рядом с домом и пошел к двери. Как и предупреждал меня Моралес, она была не заперта. Когда я ее отворил, на меня нахлынула по-детски наивная надежда.
— Моралес! — позвал я.
Никто не ответил. Я выругался про себя, потому что и так знал, что найду его мертвым. Я прошел в зал. Немного мебели, простой книжный шкаф, никаких украшений. На стене висело два ружья. Я не стал к ним приближаться, чтобы проверить (всегда с большой предосторожностью относился к оружию), но они выглядели начищенными и готовыми к использованию. На столе, аккуратно прислоненный к керамической пепельнице, стоял конверт с выведенным на нем именем «сеньоре де Сандоваль». Я подошел, взял его и убрал во внутренний карман пиджака, потому что мне показалось постыдным пересчитывать. Из глубины комнаты открывался коридор, в котором находилась дверь в туалет, еще дальше — в кухню. А спальня? Я развернулся. Не заметил, как прошел мимо закрытой двери, которая была рядом с книжным шкафом. Это и должна быть спальня. Я отворил с трепетом дверь.
То, что я увидел, не было таким ужасным, как я себе представлял. Оконные ставни были открыты, и солнечный свет широкой рекой лился в комнату. Очевидно, Моралес знал, что в это утро свет его не побеспокоит. Никакой крови, ошметков мозгов в изголовье кровати, которые рисовало мое воображение с того самого момента, как я прочитал письмо. Просто тело вдовца, лежащего лицом вверх, накрывшегося одеялом по самую шею.
Не хочется выглядеть сентиментальным идиотом, поэтому постараюсь избегать формальностей! и говорить, что он выглядел спящим, потому что никогда не понимал тех, кто при виде покойника мог заявлять подобные вещи. Для меня покойники похожи на покойников, и Моралес не был исключением. К тому же его кожа уже приобрела легкий синеватый оттенок. Было ли это вызвано тем способом, к которому он прибегнул, чтобы покончить с собой? Пока мне это было не важно. Одно было ясно, это произошло недавно. Я оценил его деликатность, с которой он уберег меня от встречи с более шокирующими признаками разложения трупа, с которыми я бы точно столкнулся, если бы между его кончиной и моим приездом прошло чуть больше времени.
Обстановка была скромной. Двойной платяной шкаф, закрытый сундук, непокрытый стол, рядом с которым стоял стул с прямой спинкой, и односпальная кровать с незамысловатым прикроватным столиком рядом, заваленным медикаментами, одноразовыми шприцами, пузырьками с настоями. Только сейчас я понял, как ему было тяжело переносить свою болезнь в одиночестве, в бессилии, пытаясь преодолеть боль.
То ли потому, что я начал изучение места с общего анализа представшей передо мной картины, или же потому, что из-за собственной трусости я избегал тщательного осмотра тела, или же потому, что мне в глаза сразу же бросилась свадебная фотография, затерявшаяся среди пузырьков с лекарствами, которыми был забит прикроватный столик, однако я далеко не сразу заметил белый длинный конверт, прикрепленный к светильнику завязанным на узел шнуром. Я подошел, чтобы взять его. Он предназначался мне. И большими буквами под моим именем было выведено: «Пожалуйста, прочитайте до вызова полиции».
Этот парень не прекращал удивлять меня. Даже будучи мертвым. Что он хотел сказать мне в этом втором письме? Я вернулся в зал, точно так же как и вошел, стараясь ничего не трогать. Единственное, чего мне не хватало, так это оказаться втянутым в это подозрительное дело. Я сказал себе, что мне не о чем беспокоиться: у меня с собой было письмо, которое я получил в Суде и которое заканчивалось почти что «в моей смерти прошу никого не винить», адресованное юридическим лицам. Вернулся же я в зал с новой писаниной. Присел в единственное кресло, стоявшее рядом с печкой.
...Уважаемый Бенжамин.
Если эти страницы оказались в Ваших руках, то это потому, что Вы согласились оказать мне огромную услугу и приехали в мой дом. Поэтому прежде всего я должен поблагодарить Вас. Еще раз, как и во многих остальных случаях, спасибо. Вы себя спрашиваете, почему я написал эти строки. Давайте не спеша, как обычно, когда один человек должен сообщить другому новости, которые, в некотором смысле, могут оказаться неприятными.
Я почувствовал себя странно. Возможно ли, чтобы с этим человеком перестало что-либо случаться?
...На прикроватном столике в этом скоплении пузырьков с лекарствами и всякими настойками Вы можете увидеть один использованный пузырек с торчащей в нем иглой. Прошу Вас не трогать его, хотя думаю, что мое предупреждение будет лишним. Думаю, что при вскрытии станет очевидным, что я использовал слоновую дозу морфина, и вот цыпленок готов. Хотя может случиться и так, что медик из полиции, который будет проводить вскрытие, не сможет отделить зерна от плевел: за последние месяцы мне пришлось выпить столько лекарств, что, полагаю, в моей печени уже собрана целая медицинская лаборатория, ну да ладно, я и так уже заморочил Вам голову своими делами.