Тайна в его глазах - Страница 46

Удар, который нанес ему Гомес по щиколоткам, оказался мощным и неожиданным, потому что он этого не ожидал или потому что его ноги были слишком близко к противнику, да и пол к тому же был скользким. Так что Гадюка рухнул назад, словно пол вытащили у него из-под ног. Инстинктивно он хотел подставить руки, чтобы смягчить внезапное падение, но, так как в правой он сжимал нож, при ударе о кафель лезвие погрузилось в кисть. Теперь была его очередь заорать от боли. Блондин подпрыгнул к нему, чтобы помочь, и тут же его руки и рубашка оказались пропитанными кровью, из глотки вырвался панический вопль.

Гомес, продолжавший сидеть на полу и наблюдавший все это со стороны, видел, что несколько человек из толпы кинулись к нему, а затем его сразил новый удар ногой в челюсть.

25

Гомес пришел в себя через три дня в тюремном медпункте, и у него ушло порядком времени на то, чтобы вспомнить, кто он и где он. Когда медбрат увидел, что он двигается, он позвал двух охранников, которые без особых церемоний усадили его в кресло-каталку и провезли в конторский сектор, к которому у заключенных почти никогда не было доступа.

В конце концов его отправили в кабинет одного типа, который сидел за абсолютно пустым столом, курил черную сигарету и, похоже, его ждал. Он был почти совсем лысый, и лишь на висках у него росли редкие волосы. У него были густые усы, на нем были темный пиджак и рубашка с широким воротом, без галстука. Охранники остановили кресло-каталку Гомеса напротив его стола, вышли и закрыли за собой дверь. Гомес молчал. Ждал, пока тип закончит курить. Он молчал не из смущения или удивления, просто, когда он сглатывал, у него болело горло, и он подозревал, что как только зашевелит губами и языком, то боль станет нестерпимой.

— Исидоро Антонио Гомес, — сказал наконец тип, разделяя слова паузами, словно выбирая, что сказать, — я вам объясню, зачем вас сюда привезли.

Тип поигрывал крышкой зажигалки. Должно быть, его кресло было удобным, потому что он позволил себе откинуться назад, чтобы иметь возможность закинуть ноги на стол.

— Должен сказать, мой уважаемый, вы — или человек очень умный, или полный идиот. Ни больше ни меньше.

Только после этих слов Гомес на него взглянул и сделал очень удивленное лицо — все казалось ему чересчур наигранным.

— Вот дерьмо, как они тебя разделали, сынок. Твою мать… Ну что ж. Мне тут приходится принимать нелегкое решение, и, чтобы его принять, мне нужно найти ответ на свой вопрос. Это понятно?

Он сделал паузу и открыл тетрадь, лежавшую сбоку от него, которую Гомес до этого не заметил. Там была куча записей.

— С тех пор как охранники вытащили вас из душевых (и вы еще легко отделались, потому что если бы этот Гадюка не порезался так неудачно и остальные заключенные не позвали бы охранников, чтобы ему помочь, то вас, мой друг, всего бы исполосовали, и вы истекли бы кровью, как свинья на скотобойне, вот и сказочке конец), с тех пор я не вылезаю из вашего дела. Но все равно, не думайте. Я о вашем деле уже знал. Ну, вас нет, а дело — да. По крайней мере, его первую часть. Остальное пришлось прочитать, чтобы быть в курсе. Что с нами творят случайности, боже мой. Вы слышали про то, что мир похож на платок? Кажется глупостью, но я каждый раз убеждаюсь в этом все больше и больше.

Он перевернул несколько страниц своей тетради, пока не нашел нужную. Потом начал не спеша переворачивать по одной, как бы отмеряя сказанное.

— Так. Шаг за шагом. Что касается дела об убийстве этой девушки… ну это ужасно, это ужасно. Но это не мое дело. На самом деле мне это ни черта не интересно. Но я заметил, что на месте преступления вы не оставили ничего, что могло бы вас уличить, и после содеянного вы благополучно смылись, чтобы полиция не смогла вас сцапать. Я все правильно говорю? И провели три года тихо, словно служка, так что никто не мог до вас докопаться. Я думаю об этом и говорю себе: а этот тип умен. Но потом я узнаю, что было дальше — видите ли, дело заканчивается тем, что вас схватили, потому что вы ехали «зайцем» по Сармиенто и устроили мордобой с контролером. И тогда я говорю себе: да этот тип — полный придурок. Но, с другой стороны, вы ведь понимали, что эти ребята из Суда не имеют ничего, чтобы связать вас с делом, про которое я тут говорил, и я себе говорю: ну хорошо, не беречься же ему теперь всю оставшуюся жизнь; это умный тип. Но продолжаю и узнаю, что в Суде вас допрашивают, и вы там просто арии поете, совсем как Палито Ортега, и тогда я чувствую, что поторопился с выводами. Друг мой, я говорю все это со всем уважением, я верю, что вы — полный и заслуженный идиот. Но потом я узнаю… Видите ли, это моя работа — узнавать. Что поделать? Я этим живу. Узнаю, что вы приземляетесь в Девото, и целый месяц проходит без того, чтобы вам подрали задницу, и у меня опять зарождаются сомнения. Может, этот парень все же умник, каких мало? Но потом узнаю, что вас посещают Гадюка с Кике Домингес, а они такие славные ребята, что прямо сил нет, и к тому же они — парочка по всем законам, им только золотых обручалок не хватает. Так вам не приходит в голову ничего лучше, как среагировать словно пятнадцатилетняя девственница, которая боится, что ей не окажут должного уважения, мордуете бедного Кике и заставляете тем самым Гадюку отделать вас под орех. И осторожно, то, что я говорю про Гадюку и Кике, знает даже булочница на углу. И если после месяца вы ничего не узнали и не поняли про этих двоих, то это заставляет меня вернуться к своим пессимистичным мыслям по поводу вас, Гомес, то есть считать вас полным идиотом.