Тайна в его глазах - Страница 28

Баес затушил сигарету и, видимо, сомневался, закуривать ли сразу же следующую. Но передумал.

— Он уже шел с намерением изнасиловать ее или так, сымпровизировал? И опять — не знаю. Хотя склоняюсь к тому, что он пережевывал эту идею уже давно. Он ни в чем не валяет дурака и с ума не сходит. Решил, что ему задолжали и это расплата. Не более и не менее того. Да к тому же еще и трахнуть ее против ее воли, прямо там, на полу спальни, как расплата за старый должок. И придушить ее своими руками — это месть за все то отчаяние, которое он пережил из-за того, что она его не замечала, что бросила его в печали одного, в этом их районе, что друзья и враги трепались у него за спиной. Здесь предположу еще раз, мне так кажется, что этот Исидоро не выносит, когда над ним смеются. Это всегда заставляет его выходить из себя. А потом? А потом ничего. Сколько времени у него ушло на все про все? Минут пять… десять. Он не оставил нигде своих отпечатков. Только несколько царапин на паркете, вокруг тела женщины, с которой он постарался разделаться до того, как выдохся. Но и над этими царапинами он потрудился, вытер наволочкой, которую нашел на полке, так чтобы ничего не осталось (он-то не знает, что жеребцы из федеральной полиции, перед тем как начать расследование, топают везде, где только можно, вытаптывая последние следы улик, которые не замечают с самого начала). И дверную ручку он не вытирает, потому что помнит, что не трогал ее. Знаете, почему я все это говорю? Чтобы вы обратили внимание, что за тип этот парень. На дверной ручке мы нашли отпечатки супругов Моралес, и изнутри, и снаружи. Это значит, что он был настолько спокоен или циничен (называйте как хотите), пока ходил с наволочкой в руках по квартире, выбирая, что протереть, а что нет: пол вокруг того места, где на нее набросился, — да; а вот дверную ручку — нет, помнил, что ее не трогал. И знаете, что он делает потом?

Баес остановился, будто действительно меня спрашивал, но не в этом было дело. И не в том, чтобы покрасоваться. Ничего подобного. Баес не тратил свой ум на подобные глупости.

— Знаете, что мне было тяжелее всего представить смолоду, когда я только влез в эту милонгу в Отдел Убийств? Не сами преступления. Не сам грубый акт, раздавливающий жизнь. К этому я быстро привык. А вот действие после преступления… Я не имею в виду всю остальную жизнь преступника. Нет. Но, скажем, последующие два или три часа. Я представлял себе, что убийцы должны дрожать, быть в отчаянии от содеянного, от того, что память не может оторваться от того момента, когда они вырвали из жизни другого человека. — Баес засопел, на его лице появилось некое подобие улыбки, словно воспоминание о чем-то смешном. — Приблизительно как этот паренек у Достоевского. Понимаете, о котором я? Из «Преступления и наказания». Которого потом грызет совесть: «Убил старушку. Как мне теперь жить?» — Баес посмотрел на меня так, словно вдруг что-то вспомнил. — Извините, Чапарро, я чересчур залез в дидактику. Я уверен, что вы все это и сами читали. Просто это привычка находиться в окружении тупиц, понимаете? Представьте себе, например, этого олигофрена Сикору, рассуждающего о литературе. Нет. Не напрягайтесь. Бесполезно. Но я не об этом. Я хочу сказать, что чувство вины и угрызения совести не такое уж обычное дело. Отнюдь. Хотя не думайте, и такие бывают, которые от вины стреляются. Но перевешивают те, которые покупают пиццу и идут в кино. Ну вот. Мне кажется, что этот тип из второй группы. Так как это утро вторника, то он идет на работу как ни в чем не бывало. Идет до остановки и садится в автобус. Может, покупает Хронику, когда выходит. А почему бы нет?

Вот теперь Баес закурил снова. Чуть выше я говорил о колебаниях в моем настроении и о том, что на беседу к полицейскому я пришел в эйфории. За двадцать минут от этой эйфории не осталось и следа. Я не просто чувствовал себя побежденным, такое со мной случалось часто. Я чувствовал себя виноватым. Вместо того чтобы, как только у меня появились предположения, позвонить Баесу, который бы, несомненно, тут же нашел подонка и сделал бы все наилучшим образом, я пошел на поводу у своих желаний: решил проявить глупую инициативу, припахал бедного вдовца или его несчастного тестя и заставил их копаться голыми руками в муравейнике.

Несмотря на все это, я все же попытался успокоиться. Может, Баес преувеличивает? А если Гомес не столь уж блестящ, как он предполагает? И если за эти месяцы он потерял бдительность? В конце концов, какие доказательства были у гипотез Баеса? Ни больше ни меньше, лишь то, что я ему рассказал.

И еще: а если этот Гомес был ни при чем? С детской досадой я желал, чтобы все эти гипотезы оказались лишь миражом. Я встал. Баес последовал моему примеру, мы протянули друг другу руки.

— Полагаю, что завтра получим какие-нибудь новости.

— Хорошо. — Я ответил, видимо, с излишней сухостью.

— Я вам позвоню.

Я вышел почти ослепленный, во всяком случае, явно ощущал неудобство. В Суд вернулся пешком. И хотя я был разбит, меня охватывало волнение: не оказаться полным идиотом и все же поймать этого сукина сына, будь то Гомес или какой-либо другой беглец.

Без чего-то семь в Секретариате раздался телефонный звонок. Это был Баес.

— Тут у меня вернулся с задания Легизамон.

— Я вас слушаю. — Моя детская обида была смешной, но все же я никак не мог от нее отделаться. К тому же я еще не был готов к звонку. Думал, что они протянут до завтра.

— Значит так. Начнем с плохой новости. Исидоро Гомес три дня назад исчез из общежития, на Флорес, в котором проживал с конца марта. Исчез, это я так сказал, на самом деле оплатил все до последнего дня и уехал, не оповестив о своем последующем месте пребывания. На работе то же самое. Мы нашли эту стройку: пятнадцатиэтажное здание, по Ривадавии, в самом центре Кабачито. Прораб рассказал Легизамону, что парень был отменный. Ну, молчаливый, иногда даже неприятный, но обязательный, аккуратный и не пьющий. Сокровище. Но несколько дней назад пришел с утра и сказал, что возвращается в Тукуман, потому что мать сильно заболела. Прораб выплатил ему все за эти полмесяца и сказал, что если по возвращении он захочет вернуться на работу, то может обращаться, потому что им остались очень довольны.